"Хрущевка" на околице Киева. А может, "гостинка" аж на Кольцевой. И персонажи какие-то непонятные, так сразу и не поймешь, из какого эпического сюжета выпали и тут застряли.

— Дожилась! Дождалась стыда на своем веку! — слышать голос хозяйки еще от лифта, и сначала в квартире появляются два пакета с продуктами, а затем и сама героиня. — Говорила мама: не выходи замуж за того пройдоху Петра, пропьет и тебя, и бабушкину квартиру, а я — ну красавица! — чувства победить не смогла! Петр, ну хоть бы сумки из рук у жены возьми, раз сам на базар сгонять не можешь!

Петр отрывается от просмотра рекламы и выходит навстречу жене. Молча берет пакеты и несет к холодильнику. Достает пиво и тянет в комнату.

— Куда, я сказала! Сначала разбери пакет, а потом пиво! Только в таком порядке!

— Нет у нас в стране порядка! — наконец слышно голос нашего героя. — Раздерибанили все, даже вот пиво пить невозможно!

— Ну хоть одна польза от твоего пива — сын сдаст бутылки и заработает на проезд в техникум. Так как батя ему не может дать на карманные расходы. Батя у нас не работает. Да, батя? Вон другие на Майдан ходят, там и кормят их, и домой шото принести могут. Только ты у нас не семьянин, ничего в дом не принесешь.

— Майдан, Майдан! Ну скока можно! — вспылил Петр, у которого как раз заканчивалась рекламная пауза. — Был я там — пахать там надо. А вообще, ну не верю я в изменения в нашей стране, не готова наша страна к преобразованию, панимаешь?

—Да про какие изменения ты рассказываешь? — не удержалась жена, имени которой мы так и не дали. — Я тебе говорю о килограмме мяса, домой кэгэ мяса принести можешь или нет? Я тебя об этом спрашую! Страну он изменять решился!

После плотного ужина полуфабрикатами семья опять вернулась к телевизору.

— Не, ну ты посмотри, шо там делается! Они жгут улицы, жгут шины, весь же центр в дыму!

— Страну строят, — романтично потягивается Петр.

— Дак канешно же страну. Сначала эту сожгут, а затем новую построят.

— Ты до новой не доживешь.

— Так вот именно, а сын наш доживет. Вот я ему сочувствую: испытаний на его голову хуже и не сообразишь, — не моргнув, все ставит на свои места жена.

— Если наш сын вообше шось в этой жизни планирует, — опять потянулся за пивом отец семейки. — А то, чувствую, учебу запустил, выгонят его, будет у нас на шее сидеть всю жизнь.

— Правильно ты подметил, будут меня два лодыря доить. Вообше от рук отбился: приходит домой грязный, потрепанный, вечно от его воняет, как вроде бы в бомжатнике каком ночевал. А еще месяц назад такие надежды подавал. Вижу, таки твой сын, а не кого другого.

— Ты у меня поговори, — махнул кулаком Петр. — Сына нада будет немного воспитать ремнем. В децтве, вижу, этот этап пропустили мы. А то приходит только за одними бутылками, как будто за них сейчас доллары дают, а не копейки.

— Открывай! Дождалась помощи! — орет жена, но никто не открывает. Достает ключ, прокручивает в замочной скважине — и двери приоткрываются. Опять зовет мужа — глухо.

Сама заносит на кухню, выкладывает продукты, берет бутылку пива и идет в комнату. Петр в сером костюме, в котором еще на свадьбе их красовался, выбритый и причесанный сидит впритык к телевизору.

— Так ты шо, глухой?

— Молчи, тут такое в стране делается! Ты вообше на своей работе новости с кем-то обсуждаешь? Или живешь в полном неведеньи?

— О, раскрыл рот! Я же работаю, мне не до разговоров, а ты шо так вырядился? Небось, работу предложили?

Мужчина почесал затылок — необычно чесать затылок, когда голова помыта:

— Не предложили.

— Так бери пиво, зальем твое горе.

— Я больше не пью.

— А шо случилось? Наш девиз: хочешь изменить страну — начни с себя?

— Да как-то не могу. Там людей в центре стреляют. Весь день причем. Ночью в доме профсоюзов вообше живьем сгорели, опознать нельзя. Вот с утра сижу и не могу оторватися от телевизора.

— Так у тебя солидарность с погибшими?

— Шо ты мелешь, Таня, я же не нарываюсь на пули, я дома сижу. Пусть кто другой гибнет, кому не так жаль свою жизнь за страну отдать.

— Таня, тащи пиво!

— О, два дня всего, и снова за старое! А как же "Ты отблагодаришь их, если будешь жить достойно?!" Все, прошло время красивых лозунгов? Так тебе их жаль, что за страну боролись, что ты даже бороду сбрил, а теперь снова за пиво? Да ты настоящий революционер!

— Хватит подтрунивать, у меня дипресия. Чувствую себя на обочине жизни. Вроде все проходит мимо меня. Вот мечтал же, шоб эти все уроды ушли, и они вроде бы и ушли. А я остался на месте. Без работы. Ну как всегда.

— А у меня седня сюрприз: мяса килограмм притащила!

— Где взяла?

— Ха! Купила! У нас на работе деньги собирали в поддержку раненых на Майдане, так я вроде бы десяточку положила, а сама двухсоточку и вытащила. Откуда я знаю, куда эти деньги пойдут? А килограмм мяса — ну это всегда празник.

— Если не спалишь на старой сковородке. Кстати, Таня, а шо это нашего сына уже пару дней, как нет? Не звонил тебе случаем? А то я смотрю на эти стекляшки в углу, всю комнату засорили ими. Или в пластиковых брать пиво? Да малой так просил: в стеклянных и только в стеклянных. Куда он их носил, я же в округе ни одного пункта сдачи не знаю. И где он сам, что не выходит на связь уже несколько дней, слышь, Тань?

×